– … действительно, империя, – Фиделис сменил тон на менее эмоциональный, но в котором проскальзывали грустные нотки, – представляет собой котёл, где смешались множество народов, как говорит мой отец. Он считает, что чистокровных римлян осталось мало, а варваров в империи давно большинство. Приток этой, по его словам новой свежей крови уже необходим дряхлеющему государству. На многих важных постах стоят римляне варварского происхождения, так объяснял мне отец.
Я посмотрел на наших гребцов, они хоть и работали усиленно, это и понятно, каждому хочется побыстрее добраться до дома, но в тоже время жадно прислушивались к рассказу Фиделиса, который не предназначался для их ушей, но увлёкшись повествованием, юноша говорил всё громче и громче.
Мы обогнули крутой выступ берега – впереди ссужающаяся водная дорога – речное русло. Вдоль берегов раскинулись разные по величине участки чьих-то усадеб и далеко не все выглядели ухоженными и возделанными, за деревьями или кустарниками или лоскутами пашни светлели постройки. Фиделис же продолжал:
– Отец считает, что Равенна Алариху не была нужна. Рим, Вечный Рим – символ могущества империи должен пасть, должен открыть ворота сильнейшему! Об этом наверняка мечтал вождь готов. И снова Аларих подступил к стенам Рима.
Фиделис рассказывал с таким воодушевлением, будто речь шла не о завоевателе – вожде варваров, а о легендарном герое Рима. Да, подростку нужны герои, нужно кем-то восхищаться и на кого-то равняться. Но беда той стране, где люди стыдятся своих правителей, а дети берут пример с недавних врагов!
– Страх у римлян рос и рос, они ощутили своё бессилие, – так говорил мне Тетр. – Кипучая энергия предков растворилась на безграничных просторах империи, на протяжении десятилетий и веков рассеивалась на территории завоёванных земель. Тетр считает, поэтому потомки великих завоевателей стали слабы, глупы, и беззащитны, – юноша произнёс это с таким сожалением и неудовлетворённой жаждой гордости своей родиной, что мне стало его жаль.
Как блестели глаза, и оживало лицо, когда он говорил об Аларихе! И как уныл у него вид и как печален взгляд, когда речь шла о неразумных действиях римских властей! Романтическая натура Фиделиса, которая проявилась в его рассказе, страдала от отсутствия подвигов земляков в его время. Он продолжал, стараясь говорить спокойнее, но сдерживаемые эмоции то и дело прорывались:
– Готские рабы ночью открыли ворота и впустили в Рим войско Алариха. Воины вбежали и вскоре подожгли дома по обе стороны от ворот, так вспоминали очевидцы, которые утверждали, что так варвары осветили себе путь. Когда ваша мать проведала, что воины Алариха беспрепятственно разгуливают по улицам Рима и не получают никакого отпора, поняла, что РИМ побеждён окончательно! Великая империя погибла! Погиб дух величия и непобедимой славы! Сами готы, а среди них было немало ревностных христиан, судя по воспоминаниям, щадили прекрасные постройки, особенно церкви, да и людей не истязали. Но в войске Алариха кроме них находились гунны, сарматы, аланы, другие германские племена, которые были язычниками. Вот те не отличались особым милосердием, грабили, насиловали, убивали. Они, наконец-то дорвались до недоступного богатства повелителей народов!
Ваша мать решила, что пришёл конец римскому господству над миром, и скоро наступят иные времена, времена власти варваров. Увидела, что римляне не могут противостоять их напору, а значит неминуемо растворяться в них. Ужас объял её, словно она стояла на пороге конца света. Для неё это и было концом всего, чем она жила. Уходила её родная эпоха, а впереди – всё для неё чуждо. Мир её рухнул, а в другом она жить не хотела. Не смогла вынести потрясения. Если бы не её прощальное письмо, где она описала своё смятение и ужас от самого факта прихода варваров в Вечный город, то все подумали бы, что она погибла от их рук. Но это не так. Она сама остановила биение своего сердца ударом кинжала…
– Простите, господин, но, я думаю, ваша мать поторопилась оставить вас сиротой. Аларих через три дня увёл своё войско, и никакого конца света не произошло.
– Фиделис, ты прав, конца света нет. Но права и она, закончилась пора власти Рима над миром. Конец света, то есть разрушение привычного мира не всегда одномоментен, он может растянуться на годы, часто на десятилетия, а то и сотни и даже тысячи лет. Бывает, что современники и не замечают, что мир меняется кардинально, и внуки живут уже в совершенно иных условиях, чем их деды, и тем более прадеды, – ответил я.
– Однако ж, – возрился на меня Фиделис, – память у вас не совсем пропала и ничего подобного я раньше от вас не слышал.
– О, это загадки человеческого организма и возможности человеческого мозга, – попытался я вывернуться.
– Странно господин, и странно, что вы говорите, что моё мнение и утверждение вашей матери верно, но мы оба одновременно не можем быть правы!
– Бывает и так, – печально улыбнулся я.
Фиделис задумчиво смотрел на воду и берег, но похоже, что их и не видел, а думал о чем-то, возможно о моих словах или кого-то вспоминал. Потом встрепенулся.
– Господин, вот мы и прибыли, – радостно объявил юноша.
Глава четвёртая. Знакомство с «отчим домом»
I
Лодки причалили к берегу. Недалеко, метрах в двести с небольшим, сквозь листву и ветви обширного сада белели постройки. Оттуда к нам направилась толпа мужчин в светлых туниках. Моряки уже выгружали тюки и ящики. Аккуратно клали на прибрежную траву. А я спрашивал себя, кто же все эти люди? Между тем мужчины быстро подошли. Лица радостные, улыбчивые. Один из них, лет тридцати пяти, обнял подбежавшего к нему Фиделиса, заговорил со счастливой улыбкой, обращаясь ко мне:
– О, господин, рады видеть вас. Мы очень беспокоились. Вчера была ужасная гроза и буря. Но слава Господу, все живы и здоровы…
– Не совсем, отец, – прервал его Фиделис и рассказал, как «меня» ударила мачта по голове, после чего я лишился памяти.
– О, боже! Скорблю, мой господин! Но главное – голова цела, – и обратился к слугам. – Несите всю поклажу к дому. Будем сушить, сортировать.
Я брёл среди весело болтающих людей, которые делились новостями. Мы подошли к мощеной дорожке, которая разбивала сад на две части. Ветви деревьев сгибались от обилия груш и яблок, сквозь листву синели сливы. За деревьями шли ряды виноградника, любимые мной гроздья манили. В винограднике и возле деревьев суетились сборщики фруктов. Но, что меня больше всего удивило, это две длинные стеклянные теплицы между деревьями. Проходя мимо, я успел увидеть среди растущей там зелени арбузы и цветы. Я подумал, что это приметы моего времени, значит всё это маскарад и с облегчением вздохнул, решив продолжать игру.
– В этом году созрел обильный урожай, надеюсь, что он принесёт хороший доход, – сказал мне улыбающийся Адолий. Он явно был счастлив благополучным возвращением сына, и не отпускал его от себя… или так же был прекрасным актёром. Но зачем?..
– Уже наметили, сколько стоит оставить в имении и сколько отправить на рынок? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
– Конечно, господин… что-то у вас говор изменился? О, простите.
– Да, я тоже воспринимаю произношение слов у других несколько отличающимся от моего. Видимо, это от удара по голове.
– Надеюсь, господин, что вы не очень пострадали.
– Немного голова временами кружится и подташнивает, наверное, сотрясение мозга.
– О, какой ужас! Я немедленно распоряжусь отправить повозку за лекарем.
– Спасибо, но давайте договоримся, что лекаря звать только после моего разрешения, а пока я его не давал.
– Но, господин?..
– Продолжим, что с урожаем?
– Да, господин. Как обычно одну треть свежих фруктов продадим, а остальное посушим для себя и на продажу, – кротко объяснил Адолий.
Возле большого белого дома нас ждали женщины, укутанные в светлые складчатые одежды до пят. С сияющими лицами встречали своих родных и радостно переговаривались. У меня спросили разрешения отпустить моряков к своим семьям. Адолий распорядился натопить баню и наполнить ванну для меня. Я попросил его позаботиться о товарах, потому что он лучше меня знал, что с ними делать, и оставить меня пока одного. Сам же я пошёл осматривать дом.
Вошёл в прекрасный холл, как потом узнал, это совсем не холл, а приёмный зал, который они называют атриум. Большая комната с живописью на стенах, с колоннами и скульптурами. Потолок разделён резными балками на квадратные углубления, из которых на меня взирали чёрно-белые изображения женских головок. Несмотря на красоту, потолок мне показался вначале странным, потому что скаты крыши опускались внутрь, образуя четырёхугольное отверстие. Под ним на белом мраморном полу находилось углубление немного большего размера, наполненное водой. Как умно сделано: дождевая вода с крыши течёт в дом, наполняя домашний колодец! На полу его окружал мозаичный орнамент. На стенах по низу шла тёмная полоса, по верху – светлая, а между ними – большие фрески, разделённые полосками с орнаментом из цветов и листьев. Фон фресок чередовался и был красного и жёлтого цветов. На них изображались пейзажи. Трёхмачтовый корабль взлетает на гребне волны, паруса спущены, мачты кренятся. «Судно бросают морские волны, а меня кто забросил сюда? И, что мне делать? – уныло думал я». На другой фреске – пирамидальные кипарисы росли среди домов с колонами и портиками.
